В самом деле, кто-то трижды стукнул в щит Годослава, вывешенный у входа в палатку.

— Входи, княже, если ты один, — сказал Далимил. И добавил вполголоса: — А если он не один, то спутник прилетел по воздуху, иначе я услышал бы его шаги.

Полог осторожно дрогнул, и из-за него в самом деле появился князь Бравлин Второй. Насупленный, озабоченный, чем-то недовольный. Но, увидев перед собой сияющего князя Годослава, улыбнулся и обнял его.

— Я рад, что ты добрался до Хаммабурга невредимым.

— Я благодарю тебя, старший брат, за заботу о моей жизни, — ответил Годослав. — Мне рассказали, что ты сам приезжал на переправу, чтобы предупредить меня.

— Граф Ксарлууп, хоть иногда и бывает моим гостем из-за любви к славянскому меду, не всегда придерживается правил чести. Я боялся, что даны просто застрелят тебя на дороге. И потому рекомендовал не ездить.

— Сейчас эти даны вдоль той же дороги развешены на великий праздник воронам, — мрачно нахмурил брови Годослав, вернувшись от радостного состояния к состоянию озабоченности. — А сам граф с распоротым животом, если все еще живой, пытается добраться до своего короля в сопровождении одного обезоруженного воина, которого я ему оставил вместо костыля.

— Сильно же ты осерчал на Готфрида„

— Его полки стоят на моей границе, хотя я не звал их к себе в гости. Я просил помощи в войне, но у данов есть собственная граница с франками, и крюк, который они намереваются сделать, заглянув по пути в Рарог, совсем мне не нравится. Если Готфрид согласен поговорить с Карлом языком оружия, пусть к Карлу и отправляется, не заезжая ко мне. Но самому Готфриду и его окружению, похоже, не по нраву мое желание оставить свои границы в неприкосновенности. И потому он подсылает ко мне убийц и отравителей.

— Отравителей? — переспросил Бравлин.

— Ты еще не знаешь этой истории?

— Нет.

— Вместе с посольством приехал герцог Гуннар…

— Твой тесть.

— Да. И он, памятуя прошлое влияние на дочь, приказал ей подмешивать мне в пищу какой-то яд, который должен передать его человек. Мне оставили жить всего несколько дней до того, как полки данов соберутся у моей границы полностью.

— Это уже слишком! При всем моем уважении к королю Дании — это уже слишком! И что ты собираешься делать в такой ситуации? Готфрид, похоже, надумал в своей жадной всеядности просто проглотить княжество бодричей, как Карл намеревается слопать княжество вагров.

— Именно поэтому я здесь. А еще, сознаюсь честно, не решил окончательно, как поступлю. Хочу сначала присмотреться к Карлу. В сравнении с Готфридом, Карл выигрывает тем, что он не захватывает, а присоединяет. Я вижу в этом разницу. При захвате противника убивают, а во втором случае лишь подчиняют.

Бравлин в сомнении покачал головой.

— Я не верю этим франкам. Уже много лет я воюю с ними, терплю поражение за поражением, но воевать продолжаю. Сейчас между нами мир, и потому меня пригласили на турнир. С Карлом я встретился впервые, но сразу заметил, что он заигрывает со всеми противниками. Старательно показывает нам, что желает мира. Но он желает мира своего, такого, где только один правитель — король франков. А мы желаем жить своим миром.

— Тебе, старший брат, проще. Тебя по крайней мере не пытаются отравить или убить. А мне нет покоя ни дома, ни в дороге, ни здесь…

— И здесь тоже?

— Сигурд… — пояснил Годослав. — Если он узнает меня, следует ждать неприятностей и подлости. Герцог ничем не лучше графа, когда ему хочется добиться поставленной королем цели. Хотя, как говорят, он значительно опаснее Ксар-луупа, как более сильная и менее пьяная личность. И как воин сильнее несравненно.

— Да, мы вчера заглянули к нему по необходимости и слегка повздорили. Трафальбрасс произвел неприятное впечатление на всех кроме собутыльников. Так же к нему отнесся Карл, почти оскорбив, хотя и вежливо, отказом включить в число зачинщиков. А сейчас я проходил мимо его палатки, оттуда запах идет, словно не человек там живет, а валяется стерво [7] . Хоть нос затыкай… И рядом с палаткой прямо на траве спят пьяные. И это цвет саксонского рыцарства!…

— Однако наш викинг сам никогда пьяным не бывает, — усмехнулся Годослав. — Он, как князь Дражко, может выпить целый винный погреб и спокойно дойти до дома.

— Это я тоже знаю. Как и то, что Сигурд, несмотря на сегодняшнюю пьянку, будет завтра способен совершать чудеса на ристалище.

— Уже завтра?

— Да, завтра он возглавит отряд противников франков в меле. И вчера он предложил нам заглянуть к аварскому великану, как окрестил тебя, с просьбой тоже поучаствовать в общем бою. И я пришел к тебе с той же просьбой от других рыцарей. Франки выставляют сильный полк. И надо подобрать в ответ сильных рыцарей. Для тебя это прекрасная возможность показать себя.

— Если рыцарей допускают в меле, то я буду участвовать, — согласился Годослав. — Но не буду пока открывать лицо.

— Это как раз то, что я хотел тебе посоветовать. И даже сказал своим товарищам по партии зачинщиков, что тебя зовут Ратибор. Славянское имя у аварца потому, что твоя мать славянка. Я знаю этого князя Ратибора, он сейчас далеко, и никто не сможет открыть твое инкогнито, кроме Сигурда. Поэтому рядом с ним ты должен быть особенно осторожен.

Годослав наклонил голову в знак согласия.

— Я готов временно побыть даже аварцем Ратибором. Но тем не менее мне следует выбрать момент и каким-то образом познакомиться с Карлом. Хотя бы для того, чтобы к нему присмотреться. Короля не смутит, если я в нужный момент представлюсь своим настоящим именем?

— Пока его не смущает, что Видукинд здесь находится под именем Кнесслера. Мне кажется, что все об этом знают, но молчат. Играют в свою игру и позволяют другим играть в свою. Мне вообще трудно понять франков. Да и как их понять, когда они выбрали себе такую странную религию. Религия должна приходить от родовых корней, от предков, а не с чужбины. Но… Я слышу, как поют трубы герольдов. Начинается бугурт. Там после кулачных боев и схваток на дубинках будут соревноваться стрельцы. Я хочу посмотреть на своих молодцов. Но сидеть среди чужих на скамьях мне не хочется. Я поеду верхом. Сегодня рыцарям разрешено занимать места в ресе, чего лучше избежать завтра и послезавтра.

— Я тоже приеду, — сказал Годослав. — Король будет там?

— Должен быть. Он учредитель турнира. И постарается понравиться простолюдинам. Думаю, для этого вообще вся кутерьма и затеяна. Я не прощаюсь. Мы еще увидимся, но я не хотел бы, чтобы Сигурд увидел нашу дружбу. Если откроется твое настоящее имя, он обязательно доложит Готфриду, что я тебя прикрывал. А мне, скажу тебе откровенно, не хотелось бы портить отношения с датским королем. Я пока еще держусь против Карла только благодаря поддержке Готфрида.

И князь Бравлин заспешил к коновязи.

— Седлай и мне, — приказал Годослав Далимилу.

Такие большие праздники, как хаммабургский турнир, в саксонских землях — невидаль. И потому простой народ испытывал настоящее счастье оттого, что Карл решил позаботиться о его развлечениях. Берфруа, выстроенные за ночь вокруг ристалища, были забиты народом так плотно, что опоздавшие не могли найти себе место даже в проходах. Публика собралась самая разнообразная. Седой торговец свининой, у которого неподалеку были небогатая усадьба и ферма, соседствовал со старшиной швейного цеха из Хаммабурга, еврей-ростовщик уселся чуть не на колени к волосатому кузнецу. Но больше всего здесь было людей, одетых с некоторой схожестью: кожаные куртки, перетянутые широкими поясами, на поясах обязательно подвешены в горизонтальном положении [8] деревянные ножны, из которых торчит длинная рукоятка скрамасакса или по крайней мере лангсакса, а в руках как непременный атрибут национальной принадлежности — фрамея. Эти представители своего народа, как определялось сразу, пришли из леса, пахли кострами и боями, смотрели хмуро на франков, которым отвели отдельно две лучшие берфруа, где солнце не светило прямо в глаза, не мешая смотреть зрелище. Одна из берфруа — в два этажа — для короля и знати, вторая — состоящая из рядов наспех сколоченных скамей — для простых воинов. Правда, в первый день турнира франков посмотреть на бугурт пришло мало, тем не менее любви им не выказывали. И свободные места на франкской берфруа оказались заняты очень быстро. Люди слегка переругивались, когда им наступали на ноги, однако, в общем, были настроены, хотя и возбужденно, но празднично, следовательно, благодушно.