— Рагнар умрет сегодня ночью…

— И ничего нельзя сделать? — печально спросил наставник, опуская плечи, словно последнюю надежду теряя.

— Можно попробовать… Тогда он может либо умереть сразу, либо на ноги встать. Делать?

— Делай, Ставр, — ответив без раздумий, наставник взял на себя ответственность. Он Ставра знал давно и слепо верил ему.

Волхв выпрямился.

— Олекса, где у тебя колодец?

— На заднем дворе.

— Готовь чистую холстину. И поболе, и погрубее. Подставь мне, чтоб под рукой была.

Ставр поднял Рагнара и легко понес к лестнице. Маленькое тело почти ничего не весило. Рубаха была мокрой, кожа горячей. Лицо больного исказилось от беспокойства, но глаза по-прежнему показывали отсутствие земного духа.

На заднем дворе Ставр поставил мальчика на ноги прямо рядом с колодцем. Стянул с него прилипшую к телу рубаху. Рагнар чуть не упал, бессильные ноги не держали такое же бессильное тело. Наставник за талию поддерживал мальчика, пока Ставр вытягивал из колодца воротом большое деревянное ведро. Олекса принес холстину, встал в стороне.

От ведра веяло холодом. Но не ночным, а подземным, жутким.

— Хозяйка-вода, кровь подземная и наземная, смой с отрока все болезни, унеси их в землю, раствори в соли, отдай отроку свежесть жизни, силу, питающую корни, — скороговоркой проговорил волхв и вылил целое ведро на голову мальчику.

Только что бессильное тело вздрогнуло, пробудилось, всплеснулись в испуге руки, как крылья взлетающей птицы. И стон вырвался изо рта.

— Растирайте его холстиной, — приказал Ставр. — Сильнее растирайте, чтобы кровь забегала. Сильнее, не жалейте труда…

А сам стал доставать новое ведро воды. И так он трижды искупал мальчика, потом завернул его в чистую и сухую холстину и понес в светлицу. Велел следом за собой целое ведро принести и поставить рядом со скамьей, на которой мальчик лежал.

Рагнар ожил, вернулось сознание. И хотя зубы его стучали, теперь взгляд стал осмысленным, хотя по-прежнему страдающим.

— Власко, посмотри… — тихо попросил Ставр.

Власко склонился над ведром. Заключил в свою узкую ладонь тонкую длань больного ровесника. Долго длилось это молчаливое знакомство. Потом Власко заговорил и начал повторять те же заученные слова-заговоры, что произносил в светлице Годослава во Дворце Сокола. Несколько раз повторил. Замер…

— Я вижу тебя, Ставр… — сказал через минуту. — Вижу… Ты уже сильно постарел… Рядом с тобой юноша… Волхв, но не славянский… Он с короткой бородкой… Только недавно начала расти… Ты зовешь его… Ты зовешь его… Олегом…

— Кто этот Олег? — спросил Ставр тихо.

— Волхв Олег… Волхв Олег… Я сейчас увижу… Сейчас… Я увижу… Вот… Он с отцом… Его отца зовут Рагнаром. А рядом с Рагнаром его сестра… Младшая сестра… Ее зовут… Я плохо слышу… Кажется, ее зовут Ефанда [48] …

— Унесите воду, — приказал Ставр. — И оставьте меня с мальчиком.

— С ним все будет хорошо? — спросил воспитатель.

— С ним все должно быть хорошо. Позаботься пока об Олафе. Завтра ему предстоит встреча с королем Карлом и с ярлом Райнульдом.

— Райнульд прибыл? — воскликнул старик в испуге. — Он убьет меня за сына.

— Его самого убило похищение сына. Рагнар будет жив, и завтра ты приведешь сюда его отца. Ярл будет тебе очень благодарен. А сейчас выйдите все. Я помогу мальчику справиться с болезнью.

Заскрипела дверь, хлопнула на сквозняке. Ставр остался один на один с больным. Вздохнул, положил ему обе руки на подреберье, чуть ниже сердца, и долго ловил момент, пока не ощутил, как проникает в него самого через затылок небесная сила, переходит через плечи в руки, а из рук, словно тысячи тонких ручейков, стекает в юное тело Рагнара. И происходило все это так долго, и так сосредоточен был волхв, что не заметил, как пришел рассвет.

А когда в комнате стало совсем светло, Ставр вспомнил, что из-за жары начало турнира перенесено на более ранний срок и ему необходимо идти к Годославу, чтобы подготовить того к турнирным схваткам джауста, как готовил его раньше к меле. Волхв с трудом оторвал ладони, будто прилип-шие к спокойно уснувшему мальчику, с большим трудом поднялся сам и вышел, слегка пошатываясь, почти обессиленный.

— Я вернусь часа через два, чтобы забрать Олафа. Ты тоже будь готов, — сказал он наставнику, который просидел под дверью всю ночь, тоже не сомкнув глаз от беспокойства за воспитанника.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Специально для этого дня монсеньор Бернар приготовил сюрприз племяннику.

Едва король и гости его ложи расселись, как герольд дал эффектную, на публику рассчитанную отмашку, и в ристалище строгой цепочкой выехало пятьдесят солдат в длинных плащах цветов королевского дома. Красный плащ чередовался с синим, и так далее…

— А это еще кто такие? — благодушно поинтересовался король, чувствуя, что если его не поставили в известность, значит, для него приготовили что-то интересное и красивое.

— Это? Это, Карл, солдаты… — ответил Бернар и улыбнулся почти неуловимо.

Конники выстроились в строгую линию под королевской ложей, спиной к королю. И одновременно, по команде герольда, откинули плащи, поднесли к губам боевые рожки, обычно зовущие воинов в атаку, и протяжно затрубили. Единый мощный звук, сливаясь из пятидесяти рожков, повис над берфруа и над ристалищем. Карл заулыбался. Ему понравилась затея дядюшки.

И тут же, вызванные громким сигналом, из своих палаток одновременно вышли все десять зачинщиков. На них были прекрасные парадные доспехи с золотой насечкой, каждый из которых мог бы служить украшением самой изысканной галереи любого из королевских дворцов. Утреннее солнце, еще не жаркое, сияло и играло, отражаясь в золоте и стали, придавая параду яркую торжественность и зрелищность.

Герольд начал официальное представление. Имена, титулы и заслуги рыцарей звучали громко и протяжно. И тут же в каждом из углов ристалища помощники герольда повторяли эти звучные имена и титулы, чтобы все слышали и все помнили, какие славные воины будут демонстрировать свое мастерство.

Торжественная процедура радовала сердце монарха, но он все же выглядел рассеянным, осматривая поле предстоящих схваток, рыцарей-зачинщиков и рыцарей со стороны.

— Ваше Величество, — раздался за спиной отвлекающий шепот майордома. — Ярл Райнульд Трюгвассен желает выразить вам свое уважение.

Карл поднялся. Одновременно, услышав сообщение, поднялся и дядюшка Бернар, понимая, что граф Оливье, как маршал турнира, должен сидеть в первом ряду и не может уступить место брату норвежского короля. Все придворные всегда дорожили местом, расположенным как можно ближе к королю. Только один монсеньор Бернар, понимая, что у него, в соответствии с родственными отношениями, ничего не прибавится и не убавится от того, где он будет сидеть, был к этому равнодушен. И потому Бернар просто шагнул через ряд, чтобы оказаться у короля за спиной рядом с Алкуином, появившимся в ложе с опозданием.

По проходу, стуча грубыми морскими сапогами, прошествовал тяжеловесный эрл. Поклонился с достоинством и уважением, с особой северной грацией.

— Я рад приветствовать вас, Ваше Величество, на этом торжественном и прекрасном зрелище, вполне достойном славы королевского войска, — сказал Райнульд низким голосом, произнося франкские слова почти без акцента. В молодости ярл служил командиром одного из отрядов личной гвардии византийского императора, и большую часть его отряда, наряду с норманнами, составляли франки. Там он и имел возможность выучить в дополнение к греческому и франкский язык. — Меня привел в ваши края случай, о котором я хотел бы поговорить позже, если у вас найдется для меня несколько минут. А сейчас, Ваше Величество, я не желал бы отвлекать вас от зрелища, и только имею нескромность поинтересоваться вашим самочувствием и самочувствием королевы и ваших детей.

— Благодарю вас, ярл. В нашем семействе все члены отличаются завидным здоровьем и только радуют глаз тех, с кем общаются. До тех пор, пока живы… Единственно, вы напомнили мне, что у меня стало на одного сына меньше. Карломан погиб в бою прошлой осенью. Но погиб он как достойный воин, с копьем в руке, и каждый рыцарь должен желать себе подобной кончины. Теперь у меня осталось только два сын, средний — Пипин, и младший — Людовик, между ними я и разделю свое королевство, когда Бог призовет меня к себе [49] .