— Джауст — это?…

— Джауст — это схватка рыцарей один на один. Начинают на копьях, а дальше, чем Бог наградил, молотятся…

Дражко веселился, изо всех сил демонстрируя свою буйную веселость, превозмогая боль. Он готов был руками размахивать, показывая, что такое меле, что такое джауст и как там дерутся. Все готов был сделать, лишь бы вывести лицо княгини из состояния полуживой маски, лишь бы жизненность ей придать.

— Он будет драться с Сигурдом?

— И с Сигурдом тоже. Если Сигурда до Годослава никто не победит.

— Сигурд захочет убить его. Зачем он туда поехал…

— Ха! Хотеть, княгинюшка, не вредно. Медведь большой, и мед с рождения хочет, а пчелы малы, да больно кусаются… Пусть Сигурд хочет, ты не переживай! Это еще надо суметь. Твой муженек из тех воинов, которые не каждый день родятся. Я даже думаю, что равных ему там не найдется. Был у них такой знатный рыцарь — Хроутланд, сын сестры короля Карла. Этот мог бы еще драться на равных. А теперь никого нет…

— Историю про Хроутланда и Оливье я тоже знаю. Только я еще знаю, что Сигурда никто и никогда не побеждал. И Хроутланд, может, победить бы не смог…

— Ох уж эти женщины… — пряча боль под усами, засмеялся Дражко. — Как они стремятся видеть своих мужей похожими на себя! Хроутланд — не знаю, а вот Годослав сможет. Я, был бы здоров, победил бы. Знаю! А Годослав-то подавно. Ты гордиться должна Годославом, Рогнельдушка. Гордиться… Он вернется из Хаммабурга со славой!

— Пусть будет так… Я жду его со славой или без нее. Но я пришла к тебе не за этим.

— А за чем?

— Во-первых, о здоровье справиться, а, во-вторых, ко мне явился Власко и попросил, чтобы я дала ему коня, которого ты приказал поставить в княжескую конюшню. Без твоего разрешения коня ему не отдают.

— Прикажи, Рогнельдушка, отдать. И еще — седло славянское. Не гоже мальчику-славянину ездить в седле дана.

— Я прикажу.

— А куда Власко собрался? — поинтересовался воевода.

Рогнельда долго молчала, не решаясь сообщить князю весть, которую принес мальчик. Наконец надумала:

— Власко опять смотрел в воду…

— И что?

— Он хочет ехать к Ставру в Хаммабург. Даны двинулись…

— Если двинулись, то и хорошо. Мы их с добром встретим. Там Полкан со своим полком наготове, да с красными подарками…

Рогнельда даже головой отрицательно не закачала, слово одеревенела у нее шея.

— Нет… Не те, которых ждет воевода Полкан, но с другой стороны полки, что стояли дальше, на границе с Саксонией. Они вместе с северными идут в двух направлениях… Власко хочет, чтобы Ставр предупредил Годослава.

Дражко не вскочил. Он просто и уверенно, вроде как с легкой усталостью, буднично, встал на ноги, совсем не чувствуя боли, забыв о том, что не одет. И посмотрел на Сфир-ку, словно руку протянул, требуя вложить в нее меч, потом на княгиню. И сказал с укоризной:

— Что же ты молчала…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

После поединка Третьена из Реймса и сакса Гаса, вызвавшего бурю эмоций обоих концов ристалища, герольд еще раз поименно перечислил всех рыцарей, поддерживающих свои стороны. И сообщил, что меле начнется полевым турниром, когда двадцать рыцарей в красных шарфах в одноразовой схватке будут биться на копьях с двадцатью рыцарями в синих шарфах. При этом герольд выполнил приказание короля, не назвав национальность той или иной стороны, чтобы не подчеркивать это лишний раз. И без герольда находится много желающих заострить национальный вопрос.

Берфруа зашевелились. Люди махали кому-то руками, подзывали. Между скамьями бегали какие-то люди, что-то собирали, о чем-то договаривались со зрителями.

— Что там происходит? — Карл, долго и с непониманием наблюдавший за движением зрителей, взмахнул перчаткой, словно опять комаров отгонял.

— Обычное дело, Ваше Величество, — пояснил Кнесслер. — Наши саксы — народ азартный. Они, по примеру римлян, делают ставки. Спорят, сколько рыцарей и с какой стороны выйдет победителем из полевого турнира.

— Ах, так? — воскликнул со смехом король, обычно предпочитающий точный расчет азарту, но сейчас либо поддавшийся настроению толпы или же решивший сыграть на этом. — Оливье, друг мой! Я хочу держать с тобой пари, что полевой турнир закончится вничью. На ристалище останется равное количество рыцарей с каждой стороны. Ставлю свою любимую деревеньку вместе с недоустроенным парком и приписанными смердами против абиссинских перьев с твоего шлема, что дело так и будет обстоять!

— Нет, Ваше Величество, — возразил граф. — Мне не хочется, чтобы вы думали, будто я излишне дорожу своими перьями, потому что привязанность к вещам мешает жить любому человеку, но я также не могу спорить на таких заведомо неприемлемых условиях. Думаю, что после схватки останется пятнадцать франков и только пять или восемь их противников. Это вполне реальный расклад сил, исходя из моего знания рыцарей вашей армии. И могу так же предсказать дальнейшее. Полевой турнир сразу даст стороне с красными шарфами преимущество, потому что значительно усилит их ударную мощь и ослабит возможности защиты противника. Что может в итоге сказаться на окончательном результате, и даже ускорит принятие решения об объявлении победителя.

С задних радов ложи раздался саркастический смешок. Король обернулся.

— Господин граф, к сожалению, не видит разницы между справедливой схваткой равных составов и битвой, в которой принимают участие различные по численности армии, — подал голос князь Бравлин, до глубин души оскорбленный прогнозом Оливье. — Мои витязи не однажды схватывались в поединках перед сражением с вашими рыцарями, не всегда они побеждали, но я не замечал существенного преимущества франков.

— Господа, — резко сказал Карл, — я предлагаю только делать ставки, а не пререкаться друг с другом и не упражняться в ясновидении тогда, когда вопрос разрешится сам собой через непродолжительное время. Ставки! Ставки! Граф, я настаиваю на своих условиях.

— Я согласен, Ваше Величество… — слегка умерил свой патриотизм Оливье, сообразив, что король играет, вызывая к себе симпатию славян и саксов.

Тем временем на ристалище герольды развели рыцарей по противоположным сторонам. Каждой паре участников была отведена воображаемая полоса, по которой противники должны были двигаться навстречу друг другу, не мешая столкновению соседних пар. Таким образом, бойцы, распустив по ветру свои вымпелы, заняли всю ширину ристалища от барьера до барьера.

Зрители на берфруа тем временем улюлюкали, кричали и свистели во всю силу легких, так, что в королевской ложе приходилось говорить громко, чтобы услышать друг друга. Возбуждение берфруа передалось и простым участникам меле, которые ожидали, когда им дадут возможность показать себя. Более того, общее настроение чувствовали даже лошади, то одна, то другая злобно ржали, обнажая зубы, и били копытами, готовые мчаться вперед со всей природной стремительностью и нести всадника, возможно, прямо к смерти, потому что все рыцари были вооружены боевым оружием и не настроены разойтись миром, как бы того желал король.

Главный герольд, остановившись в середине ристалища, повернулся к королевской ложе и поднял руку, показывая готовность противников и одновременно спрашивая разрешения открыть турнир. Граф Оливье, сам горя желанием побыстрее начать, нетерпеливо взмахнул жезлом. И тут же повторил его движение герольд в ристалище. Берфруа, только что шумные и клокочущие страстями, внезапно замерли так, что уже не слышно было дыхания сидящего рядом. Даже Карл, и все гости королевской ложи приподнялись со своих мест, ожидая результатов прекрасного в своей зрелищности и в то же время трагического по последствиям противостояния рыцарей.

А сами всадники, гремя кольчугами и панцирями, подбадривая криками себя и коней, стремительно набирали скорость. Столкновение произошло прямо напротив Карла, и в первый момент невозможно было разобрать, кто вылетел из седла, кто ранен или убит, кто остался победителем… Травянистая площадка ристалища, казалось, не должна была пылить, и тем не менее словно некий туман окутал самый центр.